Неточные совпадения
В природном порядке, в жизни
человеческого рода все подчинено закону тления; каждое поколение съедается поколением последующим, унавоживает своими трупами почву для цветения молодой жизни; каждое
человеческое лицо превращается в средство для новых
человеческих лиц, которых ждет та же участь; каждое лицо рождает будущее и умирает в акте
рождения, распадается в плохой бесконечности.
И живет
человеческий род, весь отравленный этим трупным ядом своих предшественников, всех предыдущих поколений, всех
человеческих лиц, так же жаждавших полноты жизни и совершенства; живет человек безумной мечтой победить смерть
рождением, а не вечной жизнью, победить ужас прошлого и настоящего счастьем будущего, для которого не сохранится ни один живой элемент прошлого.
— А что вы думаете, оно, пожалуй, и вправду ужасно! — отвечал Туберозов. — Имя
человеческое не пустой совсем звук: певец «Одиссеи» недаром сказал, что «в минуту
рождения каждый имя свое себе в сладостный дар получает». Но до свидания пока. Вечером встретимся?
Стало быть, примем так: в книгах заключены души людей, живших до нашего
рождения, а также живущих в наши дни, и книга есть как бы всемирная беседа людей о деяниях своих и запись душ
человеческих о жизни.
О, как недостаточен, как бессилен язык
человеческий для выражения высоких чувств души, пробудившейся от своего земного усыпления! Сколько жизней можно отдать за одно мгновение небесного, чистого восторга, который наполнял в сию торжественную минуту сердца всех русских! Нет, любовь к отечеству не земное чувство! Оно слабый, но верный отголосок непреодолимой любви к тому безвестному отечеству, о котором, не постигая сами тоски своей, мы скорбим и тоскуем почти со дня
рождения нашего!
Жарко затрещало, и свет проник между пальцами — загорелся огромный скирд; смолкли голоса, отодвигаясь — притихли. И в затишье
человеческих голосов необыкновенный, поразительный в своей необычности плач вернул зрение Саше, как слепому от
рождения. Сидел Еремей на земле, смотрел, не мигая, в красную гущу огня и плакал, повторяя все одни и те же слова...
О, как недостаточен, как бессилен язык
человеческий для выражения высоких чувств души, пробудившейся от своего земного усыпления. Сколько жизней можно отдать за одно мгновение небесного чистого восторга, который наполнял в сию торжественную минуту сердца всех русских! Нет, любовь к отечеству не земное чувство! Она слабый, но верный отголосок непреодолимой любви к тому безвестному отечеству, о котором, не постигая сами тоски своей, мы скорбим и тоскуем почти со дня
рожденья нашего.
Вся жизнь
человеческая, от
рождения и до смерти, похожа на один день жизни от пробуждения и до засыпания.
Эти восемьдесят тысяч ежедневных
рождений, о которых говорит статистика, составляют как бы излияние невинности и свежести, которые борются не только против уничтожения рода, но и против
человеческой испорченности и всеобщего заражения грехом.
Вся жизнь
человеческая есть ряд не понятных ему, но подлежащих наблюдению изменений. Но начало этих изменений, совершившихся при
рождении, и конец их — совершающихся в смерти — не подлежат даже и наблюдению.
Для людей, смотрящих на плотскую любовь как на удовольствие,
рождение детей потеряло свой смысл и, вместо того чтобы быть целью и оправданием супружеских отношений, стало помехой для приятного продолжения удовольствий, и потому и вне брака и в браке стало распространяться употребление средств, лишающих женщину возможности деторождения. Такие люди лишают себя не только той единственной радости и искупления, которые даются детьми, но и
человеческого достоинства и образа.
Новое
рождение указано здесь в качестве задачи супружества, как внутренняя его норма, и на этой основе строится вся полнозвучная гамма
человеческих отношений в семье, в которой с такой мудрой прозорливостью усмотрел существо
человеческого общества Η. Φ. Федоров: муж, жена, отец, брат, сестра, деды, внуки — во все стороны разбегающиеся побеги и ветви Адамова древа.
Но самое
рождение, независимо от образа его совершения, предполагается размножением человечества из одной
человеческой четы.
— Так началось постепенное
рождение человечества в смене
человеческих поколений.
Эта имманентная брачность
человеческого духа таит в себе разгадку творчества, которое есть не волевой акт, но духовное
рождение, как об этом свидетельствует и гений языка, охотно применяющего к нему образы из области половой жизни.
Иначе сказать,
человеческая история, как
рождение и вместе творческое саморождение человечества, как некий завершенный зон, протекала бы и в раю, и в жизни прародителей до грехопадения мы имеем уже это райское начало истории.
И радость этой встречи при
рождении, когда мгновенно загорается чувство матери и отца, не имеет на
человеческом языке достойных слов, но так говорится о ней в Вечной Книге, в прощальной беседе Спасителя: «Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир» (Ио. 16:21).
Воскрешение, как и
рождение, есть творческий акт Божьего всемогущества, которым возвращается душе усопшего животворящая ее сила, способность создать для себя, соответственно своей природе, тело; оно есть излияние животворящей силы Божией на
человеческую душу, т. е. акт теургический.
Иначе говоря, смерть, в которой Федоров склонен был вообще видеть лишь род случайности и недоразумения или педагогический прием, есть акт, слишком далеко переходящий за пределы этого мира, чтобы можно было справиться с ней одной «регуляцией природы», методами физического воскрешения тела, как бы они ни были утонченны, даже с привлечением жизненной силы
человеческой спермы в целях воскрешения или обратного
рождения отцов сынами (на что имеются указания в учении Федорова).
Благодаря первородному греху размножение
человеческого рода теперь совершается не только через
рождение, но и через смерть, за которою последует воскресение; без него же смерти бы не было, а первое
рождение и было бы окончательным.
Также и человек в этом мире представлялся автору «
Рождения трагедии» «диссонансом в
человеческом образе».
Страх есть самый древний аффект
человеческой природы, им сопровождается самое
рождение человека, и он всегда присутствует в подсознательном слое
человеческой природы.
Жизнь от
рождения до смерти в нашем мире есть лишь небольшой отрезок
человеческой судьбы, непонятный, если взять его в замкнутости и отрезанности от вечной
человеческой судьбы.
Розановская победа над смертью через
рождение возможна лишь при нечувствительности к
человеческой личности и ее вечной судьбе.
Только ложное учение о
человеческой жизни, как о существовании животного от
рождения до смерти, в котором воспитываются и поддерживаются люди, производит то мучительное состояние раздвоения, в которое вступают люди при обнаружении в них их разумного сознания.
По ходячему представлению о жизни, жизнь
человеческая есть кусок времени от
рождения и до смерти его животного. Но это не есть жизнь
человеческая; это только существование человека как животной личности. Жизнь же
человеческая есть нечто, только проявляющееся в животном существовании, точно так же, как жизнь органическая есть нечто, только проявляющееся в существовании вещества.
Через бессеменное зачатие и нетленное
рождение Он разрушает законы плотской природы, показывая, что Богу был, вероятно, известен иной способ размножения людей, отличный от нынешнего, и устраняя самым делом различие и разделение
человеческой природы на полы, как такое, в котором для человека не было нужды и без которого он может существовать» («Влияние восточного богословия на западное». с.
В церковной метафизике остается совершенно невыясненным как появление
человеческой души во времени в акте физического
рождения без всякого предсуществования, так и судьба души от момента физической смерти до конца мира, до всеобщего воскресения.
Освобождение личности от сексуального акта есть освобождение от рода, разрыв связи рода
человеческого во имя иной связи, по духу… выход из дурной бесконечности
рождения и смерти.
Рождающий сексуальный акт, превращающий человека в раба стихийно-женственного порядка природы, преображается в свободный творческий акт [Рождающий сексуальный акт оправдывают тем, что он есть единственный путь
рождения человеческой жизни и продолжения жизни человечества.
Его по-своему предчувствовали некоторые учителя Церкви — мистики, напр., св. Максим Исповедник [Вот как излагает Бриллиантов учение св. Максима Исповедника: «Уже в самом воплощении и
рождении Христос уничтожает первое и главное разделение природы
человеческой на мужской и женский пол.
В
рождении и воспитании родители отдают свою жизнь детям, а в деле воскрешения начинается возвращение жизни родителям, в чем и выражается совершеннолетие» («Философия общего дела», с. 27). «XIX век есть прямой вывод, настоящий сын предшествующих ему веков, прямое последствие разделения небесного от земного, т. е. полное искажение христианства, завет которого заключается именно в соединении небесного с земным, божественного с
человеческим; всеобщее же воскрешение, воскрешение имманентное (курсив мой).].
«Дом подобен невидимой природе нашего
рождения, а вход, обставленный горами, — нисхождению и вселению душ с небес в тела; отверстие — женщинам и вообще женскому полу; ваятель — творческой силе Божией, которая, под покровом
рождения, распоряжаясь нашею природою внутри, невидимо облекает нас в
человеческий образ, устрояя одеяние для душ.
Последняя тайна
человеческая —
рождение в человеке Бога.
Предположим, что тот, кто хочет постигнуть природу и смысл происходящего столкновения двух миров, всей душой желает преображения нашей дурной старой жизни, преодоления рабства, греха и низости и
рождения нового человека, новой
человеческой души.
И полагаю я, что это нехорошо. Нехорошо употреблять средства против
рождения детей, во-первых, потому, что это освобождает людей от забот и трудов о детях, служащих искуплением плотской любви, а во-вторых, потому, что это нечто весьма близкое к самому противному
человеческой совести действию — убийству. И нехорошо невоздержание во время беременности и кормления, потому что это губит телесные, а главное — душевные силы женщины.